По-своему он ценил их оригинальность. Не желая портить, он корректировал их: принаряжал, приукрашал. Многим это не нравилось. Он догадывался по их молчаливому напряженному терпению, но бегство их изменами не назвал бы. Он позволял им ретироваться время от времени, никогда не сдерживая. Свежесть, своего рода сквознячок, создаваемый их внезапными исчезновениями, позволяла сохранить ясность, дабы определить направление, откуда появится новая гостья.
На встречу с ней он постоянно опаздывал, но всегда был готов к оказанию почестей и держал под рукой готовый наряд. Со временем он даже стал подумывать, что подавил их прыть, что овладел, если не каждой в отдельности, то общей матерью, по крайней мере. Что купил их своими нарядами. Он жил в совершенной убежденности, что творит как истинный художник. Он придумал им вчера слово: очень уютную клеть из шести букв. Такие певучие слоги: ка-ба-ла…
И вот теперь, утратив вмиг всю кажущуюся власть, оказался один с этим сквозняком в голове, с замерзшим черновиком и окаменевшим письменным столом.
Он одевался, а губы шевелились. Спускаясь по полутемной лестнице парадной, он громыхнул о косяк округленной костяшкой зонта – безотчетно он всегда и всюду окружал себя массой мелких, бесполезных предметов, и споткнулся о порог, заглядевшись на выходе в серое небо – нет ли тучек? Он просидел вчера весь вечер в своем самом глубоком в мире кресле в халате с китайским узором, сквозь байк и синие иероглифы которого холод проникал, как к себе домой. Окно было отворено настежь, комната выстужена, лишенная прилива тепла в резервуар водяной гармони. Он курил одну за другой сигарету, а может одну и ту же, думал, сопоставлял.
Он решал какую-то трудную задачу, которую ему задало особое расположение вещей и событий последнего периода жизни. Это было важно. Именно такую весть принесла ему новая знакомая. Ей вторил целый хор женских голосов, предупреждавших поторопиться. И их расположение, как объемное продолжение плоских построений наружных предметов, насторожило его. Он постарался усилием воли разгрести беспорядочные наслоения впечатлений от предыдущих столкновений в реальном мире с людьми, с природой, вообще с материей.
«Во-первых», – думал, вспоминал он.– «Пес, что был подобран им дня три назад на улице, – бездомный бродяга, озадачивший его своим взглядом, издох, не прожив сутки под его опекой. Видимо, хворал или не перенес неволи, хотя неволя отпадает: кто-кто, а ему на отсутствие свободы жаловаться было грех. Во-вторых, канарейка по неосторожности во время корма была выпущена им самим, пустую клеть он закинул в антресоль. В-третьих, пожарные гудки, утром доносившиеся в открытое окно, а также какой-то мальчик – отъявленный хам, два часа кряду бродивший под ним с отвратительнейшей привычкой губами пускать неподражаемо убедительные пуки, впрочем, на некоторое время исчезнувший за кирпичной кладкой во дворе, видимо спровоцированный собственным мастерством. В-четвертых, давно не было Насти…»
Конец ознакомительного фрагмента.